Слово «Марксизм» вызывает у русского любителя истории в основном две реакции – либо резкое сокращение лицевых мышц, выдающее желание плюнуть в область твоих ботинок, либо появление огня в глазах, выдающего стремление отстаивать свою Веру в Учение. Причём, зачастую, и те и другие не читали ни Маркса, ни Энгельса, ни Ленина, зная об узловых установках марксова метода только из косвенных источников в стиле «мне Рабинович напел».

А между тем марксизм сделал очень много для науки. Он поставил такие вопросы, какие ранее не привлекали внимание исследователей. Не имеет значение, был автор марксистом или нет, важно только то, что подчас исследования историков являлись реакцией на постулаты марксисткой историософии. Марксизм выступал за идею синтеза человеческой истории на основе отношений, складывающихся в процессе повседневного производства – проще говоря, работы на обеспечение своих естественных потребностей. Изучение общества в этом направлении дало определённые плоды – взять ту же русскую аграрную школу, испытавшую большое влияние марксизма, или востоковедческие исследования Дьяконова, Илюшечкина, Большакова и многих других. Можно ещё вспомнить работы Жоржа Дюби, Фернана Броделя, Эрика Хобсбаума.

Марксизм развивался на Западе – правда, там он не был Учением, и не подвергался жутчайшей вульгаризации и мозголомной пропаганде. Марксизм там оставался тем же, чем и был в реальности – методом исследования исторической реальности. И, далеко не свободный от чужеродных влияний, он претерпевал порой невиданные метаморфозы…

Перри Андерсон – один из главных теоретиков так называемых «новых левых». Это интеллектуал широкого профиля, в разное время высказывающийся о самых разнообразных проблемах современной философии, социологии и истории, правда, с разным успехом. Он бросал вызов французским структуралистам, обвиняя их в консервативности («Истоки постмодернизма»), критикует английских соратников-марксистов («Разногласия в английском марксизме»). В молодости же начинающий историк Андерсон предпринял амбициозный проект – написание, ни больше, ни меньше, истории возникновения современных европейских государств с точки зрения материализма. Книга называлась «Происхождение абсолютистского государства», и её должно было предварять небольшое введение, касающееся социально-экономической ситуации Средневековья. Однако Перри увлёкся, и в результате введение стало отдельной книгой, получившей название «Переходы от античности к феодализму», вышла она в 1974 году.

В чём особенность работы Андерсона? Во первых, его открытость. Для большинства отечественных марксистов она нехарактерна, автор же даже предпочитает их вволю критиковать, ссылаясь на многочисленные недоработки работ Бородатых Учителей. Он очень редко балует читателя цитатами из Классиков, предпочитая опираться не на букву, а на суть марксистского метода. Во вторых – знание языков. Библиография Андерсона, конечно, достаточно ограничена, но включает в себя весьма знаковые вещи – например, «Феодальное общество» Марка Блока, о котором автор отзывается в восторженных тонах. Знание русского языка позволяет ему познакомится и с достижениями нашей, отечественной науки – так, на него большое влияние оказали работы Елены Штаерман о кризисе античного общества. Он в курсе и дискуссий медиевистов по поводу феодализма – например, о дискуссии 1970 года по поводу разнообразия способов производства в Европе. Остаётся неизгладимое впечатление, что Андерсон также внимательно изучал и нашумевшую работу Арона Гуревича «Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе» (1970), многие выводы у них весьма схожи.

Итак, о чём книга? Андерсон ставит себе задачу рассмотреть, каким образом произошло становление основных «общественных формаций» (не в классическом смысле) в Европе, какие силы воздействовали на их появление. Как материалист, Андерсон ставит во главу угла эволюцию, изменение способа производства и пропорциональное изменение «производительных сил».

Итак, стартовая установка – рабовладельческая формация, финальная стадия которой знаменуется становлением тупиковой закольцованной олигархической структуры, в которой главной производственной ячейкой становится крупная латифундия, с лежащим в её основе рабским трудом. Синтез с германскими элементами поле «Volkerwanderung», отличавшимися общинно-аллодиальной структурой хозяйства, породила ту систему, которая и именовалась «классическим феодализмом», возникшим к IX веку, с манориальной системой, бенефициариями, зачаточной феодальной лестницей и прочими прелестями жизни. Однако Андерсон говорит также и о пестроте укладов средневековья, напирая на совмещение самых различных хозяйственных элементов, от рабства до свободного аллодиального владения, считая это залогом самостоятельного развития сельскохозяйственных структур, породивших позже иной элемент, вырвавшийся из феодальной системы — город. Вопрос о региональных различиях между синтезированными элементами «формаций» автор разбирает особо.

«Раздробленный» феодализм «снизу», характерный для Франции, резко отличается от феодализма, навязанного «сверху», и автор это прекрасно осознаёт. Многообразие форм и укладов – такова суть эпохи средневековья, феодализма в чистом виде не существовало никогда, и каждая «общественная формация» — уникальный элемент эволюции способов производства. Хотя многое в теории Андерсона сводится к доле синтеза элементов различных «формаций». Скандинавия и Восточная Европа служат примером эволюции первобытнообщинных структур с незначительной степенью влияния средневековой синтезированной формации Западной Европы, причём в случае с Востоком одним из основных элементов недоразвитости феодального уклада служит «кочевничий тормоз». Сложные, мягко говоря, взаимоотношения осёдлых земледельцев и кочевых скотоводов породили неустойчивый баланс, эдакий симбиоз, который, правда, в течении Средневековья так и не перелился в полноценный синтез. В целом, по мнению Андерсона, развитие производительных сил и способов производства на Востоке Европы совпадают с Западными – что и характеризуется так называемым «вторым изданием крепостничества». Историю Византии автор оценивает по другому – с его точки зрения, здесь происходили обратные процессы. Вместо синтеза имперского рабовладельческого элемента с варварско-славянским, произошло взаимное отторжение и разложение общественных систем, приведший к распаду и разложению обоих, и быстрой ассимиляцией во время османской экспансии.

Скажу честно – это одна из лучших обобщающих работ, мне известных – наравне с «Проблемами генезиса» и «КСК» Гуревича, с «Феодальным обществом» Марка Блока, с работами Иосифа Кулишера. С отдельными положениями Андерсона можно спорить до бесконечности – благо материала хватает, неточностей, перетяжек, притянутостей здесь хватит на несколько поколений медиевистов… Впрочем, как и поставленных вопросов. Главная красота исследования заключается в лаконичности и чёткости концепции Андерсона – далеко не всем дано создавать подобные вещи.

Так что, весьма рекомендуется к прочтению – любому, кто интересуется историей средневековья. Взгляд с птичьего полёта, пуст даже и весьма смутный, всегда полезен, особенно когда взгляд направлен на какие-то глобальные вещи.